В условиях кризиса, когда многие предприятия испытывают сложности с привлечением средств, сворачивают инвестиционные программы, ограничивают финансирование технического перевооружения и модернизации, у инспекторов - сотрудников надзорных служб становится еще больше работы. О состоянии дел в атомной и угольной промышленности, о реформировании и планах по проверке предприятий в интервью «Интерфаксу» рассказал руководитель Ростехнадзора Николай Кутьин.
   
   - В середине марта вы ездили в Кемерово, проводили там совещание по проблемам угольной промышленности. Эта отрасль последние несколько лет часто становилась источником печальных новостей для страны, и оставалась местом пристального внимания надзорной службы. Как вы сейчас оцениваете ситуацию у угольщиков?
   
   - Я боюсь даже зарекаться, если честно. Конечно, положительные изменения есть. Резко снизился травматизм, аварийность, уменьшилось количество несчастных случаев со смертельным исходом. Но всегда говорю об этом очень осторожно. Ведь достаточно вспомнить, что авария 2 года назад на шахте «Ульяновская» унесла 110 человек погибших за один раз! В «подземке» аварии часто приводят к массовой гибели, ведь работа идет в замкнутом пространстве.
   
   Так что осторожно говорю - хороших результатов мы на сегодняшний момент достигли. Но и как достигли - массовыми приостановками работы, большим количеством внеплановых проверок. Правда, и проверки показали, что в принципе не так все благополучно. За 1 проверку у нас количество нарушений достигало 1000 на 1 объекте. И 800-900 - очень серьезные нарушения, каждое из которых могло привести к необратимым последствиям. Конечно, ситуация сложная. Это связано, в том числе, с серьезной интенсификацией производства. Никогда в истории угольной добычи не было такой скорости прохождения лав. Задать такой темп позволяют современные машины. А это и большее выделение метана.

   Например, по той же «Ульяновской» мы выяснили, что проект лавы 15-БИС, где произошла авария, был недостаточно продуман. Не хватало воздуха, обеспечение вентиляционных режимов не соответствовало. Там было, правда, и много других вещей. Некорректная работа с английской системой контроля, например. На самом деле, это очень хорошая система, но сочетание с нашим характером, когда сознательно отключались датчики, стирались данные, и привело к печальным событиям.
   
   - Странно, неужели сами угольщики не понимали, что это очень большой риск? О чем собственники думали?
   
   - Ну, про собственников как раз понятно. Еще Карл Маркс сказал: «Ни один капиталист не остановится ни перед чем ради сверхприбыли». Что касается работников, то тут во многом проблема в их убеждениях: «гора своих все равно возьмет, все равно на миллион тонн угля будет какое-то количество погибших». Это настолько уже укоренилось в головах людей, что многие гордятся своей профессией также и из-за того, что она связана с высоким риском.
   
   Большинство шахт Кузбасса - сверхкатегорийные, опасные по газу и пыли. Если при строительстве АЭС, например, мы понимаем, что делаем полностью безопасный объект, то про шахты сразу говорим - они опасны. Там много факторов, которые человек не может проконтролировать. Неожиданные метанопроявления, горные удары. Мы пытаемся как-то это нивелировать оборудованием, квалификацией сотрудников. Но природные факторы остаются.
   
   Еще один важный вопрос, который обсуждался в Кемерово - как нам в период кризиса снизить риски, как обеспечить работу шахт в «рваном» режиме. Сейчас, начиная с октября, в связи с кризисом многие шахты переходят на ограниченную неделю, некоторые производства даже останавливаются. Мы собирали руководителей шахт и пытались достаточно откровенно обсудить эти проблемы, эти риски. Обсуждали закрытие отдельных шахт, которые, как сейчас становится очевидно, уже не смогут выжить в конкурентной борьбе. Закрывать их мы должны планово, а для этого необходимо уже сейчас готовить проекты остановки и закрытия.

   Ведь мы имеем печальный опыт, когда десятки шахт были брошены, затапливались. Из них потом идут изливы, образуются провалы. Часто над шахтами находятся жилые дома. Простейший пример. Представьте, что вы живете над выработанным пространством, и оно затапливается. В шахте есть метан, который под давлением воды ищет выход наружу через трещины, которые есть в породе. В результате, например, в подвале начинает скапливаться газ. Кто-то спускается туда по делу, сантехник для ремонта, допустим, и остается там навсегда. Поэтому нам надо очень тщательно следить за процессом закрытия шахт.
   
   - Много предприятий могут закрыться?
   
   - У нас многие шахты и до кризиса балансировали на грани, а теперь… Теоретически, думаю, около десятка шахт могут оказаться на грани закрытия.
    Тут надо еще иметь в виду, что даже если шахта не добывает уголь, ей все равно приходится полностью обеспечивать вентиляцию, водоотлив, постоянное нахождение там ремонтных смен. Ее невозможно просто закрыть на ключ и уйти. А некоторые шахты в советское время строились даже планово нерентабельными, под какие-то конкретные нужды. Сейчас такие предприятия не могут жить. Почему они до сих пор не закрылись? Мы всеми возможными способами пока оттягивали это решение, потому что непонятно, куда деть людей. Ведь каждая шахта - это поселок. И в среднем на шахте работает 1000 человек. Этих людей надо как-то трудоустроить. Мы как раз обсуждали с губернатором региона Аманом Тулеевым социальные аспекты, которые надо учесть при закрытии предприятий. Чтобы это происходило не обвально, а постепенно.
   
   - Проверки крупные планируете в ближайшее время?
   
   - Сейчас проверяем «Мечел» и в апреле закончим эту работу. Мы впервые пошли по пути комплексной проверки финансово-промышленных групп. По итогам этой работы сразу будет видно, какую политику в области промышленной безопасности проводит ФПГ. Еще в ближайшее время планируем проверить «Евразхолдинг», предприятия химической промышленности.
   
   - Ростехнадзор регулирует и работу атомщиков. Как вы оцениваете ход строительства АЭС в России, особенно учитывая масштаб программы «Росатома»? Нет ли ощущения, что за время простоя подрядчики отчасти потеряли компетенции? Ведь все-таки за предыдущие десятилетия в стране практически не было строительства атомных объектов.
   
   - Конечно, из-за того, что долгое время не строились блоки, подрядные организации сейчас вновь нарабатывают опыт строительства. Но это проблема не только для России. Например, недавно я побывал в США на конференции, которую проводил американский атомный надзор, и разговаривал там со своим коллегой, руководителем ведомства Дэйлом Кляйном. Так вот, у них такие же трудности.
   За прошедшее время многие профессионалы оказались потеряны для отрасли. Острая проблема сейчас, например, это сварщики. Понятно, что активное жилищное строительство впитывало в себя всех специалистов, которые были на рынке труда.
   Так что, конечно, трудности есть, и сейчас на первых блоках мы заново нарабатываем этот важный капитал. Надо понимать еще, что сегодня появилось множество новых технологий, материалов в строительстве, многое сильно продвинулось вперед по сравнению с прежними проектами, реализованными в советское время. Человеческий фактор, конечно, тоже доставляет нам головную боль. Но в целом ситуация рабочая, трагедий мы не видим.
   Я считаю, что Ростехнадзор не должен быть тем инспектором, который сидит в кустах и ждет нарушителя, чтобы выскочить перед ним и поймать его. Наша цель - вместе с застройщиками, со строительными организациями еще в процессе работ устранять недостатки и нарушения. Сегодня, к сожалению, не может быть беспроблемной стройки. Это пока что светлое будущее, к которому мы стремимся.
   
   - Оцените, пожалуйста, работу действующих АЭС. Состояние безопасности улучшилось?
   
   - У нас на АЭС достигнут устойчивый уровень безаварийности, но, конечно, инциденты есть. Старение оборудования влияет, бывают и ошибки людей. Срабатывание автоматики также часто происходит, потому что мы сами изначально заложили в нее очень консервативную модель. Испуг от Чернобыля привел к тому, что многие системы, дублирующие безопасность, нами настолько консервативно сделаны, что по любому чиху идет срабатывание. Конечно, эта информация доходит до населения, но, к сожалению, иногда доходит в очень искаженной форме.
   Да, иногда блоки внепланово останавливаются. Вот очень простой пример. К сожалению, наша энергосистема не может пока обеспечить стабильно высокое качество электричества. Из-за перепада напряжения у кого-то дома может сгореть телевизор, а порой по той же причине останавливаются блоки реакторов. Источники внешнего питания регистрируют скачок напряжения, и автоматика воспринимает это как угрозу, идет на остановку. Но мы, повторюсь, достигли устойчивого уровня безопасности.
   
   - Ростехнадзор вместе с «Росатомом» реализует программу по вывозу радиоактивных источников и ОЯТ российского происхождения из-за рубежа. Как вы оцениваете ход этой программы?
   
   - Тут у нас все проходит абсолютно штатно, эта программа очень серьезно отработана. Правда, она занимает много времени, можно было бы делать все быстрее. Но ведь там участвуют все государства, по территории которых едет груз, а еще международные организации, перевозчики. Все, что связано с перевозкой ядерных материалов, окружено сейчас в мире таким количеством ограничений, что это растягивает во времени любую операцию. Любая перевозка сопровождается глубокой, эшелонированной разрешительной системой, ведь необходимо обеспечивать полную безопасность.
   По этой программе предстоит еще много работы. Однако мы рассчитываем, что до 2012 года основные проблемы снимем. Правда, остаются сложности с различными источниками радиоактивных изотопов. Это всемирная проблема, ведь развивается медицина, горная промышленность, приборостроение. Возникновение таких вопросов никогда не остановится, мы фактически сейчас только отрабатываем методики и технологии работы в этой сфере.
   Еще один очень важный момент - хранение материалов. Все правительства мира понимают, что мы сейчас занимаемся только временным хранением. Период полураспада у радиоактивных материалов очень разный, и все это должно учитываться при строительстве объектов хранения и переработки. Но также очень важно для нас научиться перерабатывать отходы. Это то, что связано с МОКС-топливом, и другими возможными решениями.
   
   - Сейчас ведомство готовится к миссии МАГАТЭ. Можете рассказать поподробнее об этом?
   
   - Миссия МАГАТЭ для нас - это оценка со стороны агентства органов регулирования на территории страны. Мы такую миссию пригласили 2 года назад и в ноябре 2009 оценка должна состояться.
   Работа состоит из нескольких этапов. Сейчас мы занимаемся так называемой самооценкой, готовим ответы по перечню МАГАТЭ, затем агентство будет изучать документы. После, в ноябре, представители МАГАТЭ приедут в Россию и на месте зададут вопросы, непосредственно на объектах посмотрят, как происходит наша работа. Агентство ведь не просто дает оценку, но также и выявляет лучшие подходы к деятельности с тем, чтобы популяризировать их среди других стран.
   
   - В настоящее время Ростехнадзор находится в процессе реформирования. Когда должна быть сформирована целевая структура Ростехнадзора?
   
   - У нас установлен срок - 1 июля. И мы рассчитываем, что к этому времени все наши реформы закончатся. Мы стараемся сделать их внутренними. Неоправданно много функций, сосредоточенных в Москве, мы, к примеру, передадим на места, приблизимся к людям. Это ударит по чиновникам, а потребители наши услуг - поднадзорные организации, я надеюсь, этого даже не почувствуют.

АЭС Кризис Кузбасс Происшествия Россия США